Фонтан «Писающие мужчины»

Фонтан «Писающие мужчины»

Фонтан "Писающие мужчины"

На рассвете верхнего палеолита homo sapiens начал выражать свои нехитрые соображения и переживания:

  • в камне,
  • в бивне,
  • в кости,
  • в глине. 

Тоска по ушедшим близким и фантазии о загробной жизни вдохновляли тогдашних ваятелей на кропотливую работу с доступными материалами.

Тысячелетние искания скульпторов, начавшись Венерой Виллендорфской, добрались до Венеры Медицейской и, немного на ней отдышавшись, ушли на поиски новых ментальных парадигм.

Двадцать последующих столетий художники выискивали новые смыслы, однако на святые идеалы никто и не думал посягать.

  • А потому героями композиций неизменно оставались Психеи, нимфы и Гиласы.

Траектория мышления начала ломаться в XVIII веке, а кубизм, авангардизм и минимализм доконали её вконец.

  • Подражание природе сменилось поиском новых форм, коллажами и неясными намёками.

Внезапные материалы, сюрреалистические образы и антропоморфная абстракция сформировали уличный дизайн и породили новые мыслеформы в пику осточертевшим стереотипам.

Экспатизм, манифестация приоритетов и глубинная символика пришли на смену архаичным и понятным Венерам, Амурам и Давидам…

  • Давиды нынче уже не те… 

Давид Черны – современный чешский провокатор, умеющий на раз-два взбаламутить медийное пространство.

Подобных ему бунтарей-ваятелей, для которых скандал – это воздух, не так уж и мало.

Однако наш герой – отважный паяц, неутомимо задирающий старушку Европу колкими высказываниями и дерзкими выходками.

В его исполнении извечный вопрос «Будет ли мудрец мудрее, если станет шутом» находит обстоятельное решение.

Эпатажные изделия Давида Черны встречаются в Праге повсюду, неизменно собирая лайки, вопли, корчи и мнения.

Одна из авторских композиций 2004 года, живущая посередь двора бывшего кирпичного завода, неизменно притягивает зевак, щёлкающих фотозатворами и развозящих по белу свету тьму суждений.

Предмет паломничества и рассуждансов – пара двухметровых антропоидов с медными удами, деуринирующими в озерцо, окаймлённое абрисом чешских государственных границ.

Сфигали они это делают, и о чём думал Черны – предмет газетных споров и любопытства интервьюеров.

На одни и те же вопросы маэстро предлагает разные ответы, давая тем самым понять, что правды никто не дождётся.

Как бы там ни было, «Писающие мужчины» милы, забавны и креативны.

Не знаю, чем вдохновлялся маэстро Черны, однако  его композиция – отличное продолжение линейки «Писающей девочки» Дебурви и «Писающей собачки» Францена.

А вообще, стоит принять, что сопряжение времени и его концептуальное выражение – вещи нерасторжимые и абсолютно естественные.

P. S. На своей экскурсии по Праге я с удовольствием готов порассуждать обо всём сказанном поглубже.